Symphony of Decadence ~RIP~

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Symphony of Decadence ~RIP~ » Творчество » Поэмы (выкладываем своё)


Поэмы (выкладываем своё)

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

Поэма о вовкулаках
(взгляд изнутри)

В том месте, где течёт вода,
Вся грязная как смог,
Стремящийся струёй туда,
Где поселился жалкий бог
Заводов, грязи и разрухи,
Где могут жить лишь только мухи,
Нашла прибежище волчица.
По сути--- странная девица
В лохмотьях чёрных и крови.
Безумства сладкую крупицу
Хранящей тайно до зари,
А в полнолуние пред нами
Во всём ненастье (не мечтами!)
Иная сущность предстаёт.
Но время нынче настаёт
Вам рассказать о ней поболе.
Под утро жутко устаёт
От вечной, гадкой, страшной боли,
А днём судьбу свою влачит
В землянке, крыша где трещит
Под сводом чахленькой берёзы.
Под вечер снова крики, слёзы…
Удел волчицы настигает.
И пережив агоний позы
Она во тьму, в степь убегает,
Людской рассудок сохраняя,
Но в полнолуние немая
Искра ума. Потушен взор сознания.
Одолевают дикие желания,
Бежать, и выть, и плоть терзать…
Как было в старины преданьях.
Кто верит в них уж нынче не узнать,
А кости ведь её и ныне
Лелеют ветры и полыни
Под грязной надписью на стенах заводских.
И может быть в умах людских
Всплывут дела прошедших дней,
Когда в событиях городских
Прополз один из мириада змей
Жестокости, предательства и чванства,
И подлости, и быдлости, и хамства,
Когда слабейший как всегда был выброшен за борт.
И мать её развратниц жалкий сорт,
Зачав её под красною луною
От человека, кто помоек лорд,
Он убежал порочною стезёю.
А родилась она потом
На полнолунье и с хвостом.
И с волчьей мордой, но с глазами человека.
И мать её, в испуге пьяном века,
Не долго думая подбросила в приют
То существо, что кроме смеха,
Сквозящего чрез страх лишь слышала как волком все зовут.
Ведь только ночь лишь наступает,
Как сила в зверя превращает,
Но те, кто видел всё сошли с ума.
Испуга скользкие суда
Всей слизкой дымкой овевали.
С ней не общались никогда,
Но люди верить не желали,
Что в маленькой коморке грязной
Рычит, крушит и воет лязгом
Не сумасшедшая, а зверь.
И в доброту людей не верь.
В лицо все дети камень кинуть
Стремятся. Им не лень,
Тогда как взрослые всё--- в спину.

0

2

И в переполненном приюте
Так и жила в ненастье лютом,
Пока вдруг не настал тот день, когда судьба её свершилась.
Вся жизнь с тех пор переменилась.
Ей было лишь шестнадцать лет.
Душа на волю попросилась,
Свобода где, жестокий свет.
И с нею пятеро парней.
Они сбежали вместе с ней,
Но лишь мир города узрели
Себя избавить захотели
От той, внушала кто испуг.
И обесчестить все посмели
За городом. Под жалкий стук
В ветрах обломанной осины,
Бурчащей в яме грязной тины,
И было то пред полнолуньем.
Как только ночь спустилась кунья,
Так началось преображение.
Глаза налились кровью чумной,
А волков шерсть посеребрением
Покрыла уже зверя тело,
И жертва бывшая уж смело
Убийцей жизней тел предстала.
И быстро этих тел не стало.
В кусках их сущность извалялась.
Волчица даже не устала,
Она от злобы избавлялась,
Катаясь в липкой крови красной,
И кости грызла в сонме страстном,
А ночь в безумстве пролетала.
Безумству ночи было мало,
Лишь день ему есть облегченье.
Тогда она людскому клану
Принадлежит. Лежала в исступлении,
Пока вдруг там не поняла,
Что плод насилия она
В себе под бренной плотью носит.
Но муки холода не сносит.
Под городом себе землянку она соорудила,
И днями в ней богов всех просит
В безумстве полнолунья людей чтоб не убила.
Тут начинался мой рассказ
Для вдумчивых, разумных глаз.
И нынче продолжать его пора.
Землянка--- хлипкая нора
Была свидетелем всего:
Обедов мясом на ура
Животных края слёз сего,
И утомляющих ночных
Преображений всем чуждых,
И вечной боли, и красы
Волчицы-матери, души
С рождения проклятой.
И убеждение сокруши,
Что враг людей заклятый
Тот, кто причины без всем ненависть внушает
Не он ваш мир недостижимый нарушает,
Причина зла всего--- вы сами.
Позывы внутренние звали
Её всё дале убегать,
Ночами в холод посылали
Листву для логова искать.
И ждать волчат своих радивых
В гладе, страданиях нехилых,
И наконец тот час пришёл,
Когда плод к свету путь нашёл.
Волчица в полночь разродилась,
В ночь без луны. Гром в небе шёл:
Гроза в предвестии разразилась.

0

3

И вышли в ад два близнеца,
В ад мира, светом для слепца
Так глупо нарекаемый.
Душа волков навеки обрекаема
На вечное изгнание из схем,
Изгнание системой окаянной,
И прямо в жизни горький плен.
Всё не случайность здесь, отнюдь,
Всё роль свою играет, суть.
Их путь в терзаниях начинался.
Ведь мир навеки отрекался
От них, не зная ничего.
Свинцовый гром не прекращался,
Биясь о волчие чело.
Все трое в логове лежали,
Волчата мордочки прижали
В испуге к матери своей.
Коварный свет потом в людей
Впервые там же обратил.
Дрожала женщина, детей
Своих пытаясь греть без сил.
Так дни в страданиях пролетали,
Лишь ночи от смерти спасали.
Они--- причина и спасение.
Еду зверям они под сенью
Несметных тайн своих дарили,
И шкуры волчьи утеплением
Всю зиму верно им служили.
Волчата стали порезвей,
Узнали имя жизни сей.
Самих их звали Тер и Лир.
Умнели быстро. Тленный мир
В его упадке познавали.
О неизбежность, хладный сир!
Мир на смерть ныне обрекаем,
Как и всё сущее вещей.
Система тленный свет мощей
Всегда, везде определяет.
Кто видит ныне заклинает
Уйти от лживеньких законов.
Народ же это не внимает.
У них система есть заслонов,
Чтоб тех кто видит--- обвинить,
А кто отличен--- вновь убить,
Убить и так убитых горем.
Что и случилось так с героем.
Об этом после расскажу.
Ну а сейчас шагают полем,
Ступив в замёрзшую межу,
Три зверя ночью на охоте,
Но мяса нынче не находят.
И голод к горлу подступил.
Лир носик в землю опустил,
Во льду еду найти пытаясь.
Тер морду в матерь запустил,
Все силы высосать стараясь.
Так ничего и не нашли,
А утром в логово ушли
Младая женщина, два годовалых брата.
А логово в вуали смрада,
В ней жижа рядом с брёвнами гнилыми.
Повеял вёсной ветер как награда,
И захватил дух сер унылый.
Жизнь ничего нам не дарует,
Не отобрав. И счастье поцелует
В мечте, а в остальном--- безумца.
А в ночи суждено проснуться
Троим всем без рассудка слова,
Под проклятой судьбой прогнуться,
Не помня утром ночь всю снова.

0

4

Тогда же вот что там случилось:
Берёза под ветром свалилась,
Вход в зверью нору перекрыв,
Путь в мир природою закрыв.
По стенам метались в безумстве огня
Три волка. И крышу сломив
Прорвались в пристанище боли снега.
Желая выжить Тер там всех
Расталкивал в боязни в спех,
Существовать под смех ветров…
А снег накапливался в ров,
В ров душ подобно слёзам в льду.
Он овевает ленту снов,
Тогда к мечтам сама я льну,
И понимая неизбежность
Людских предательств, к зверям нежность
Волною поднимается во мне.
Но вовкулак в сём мире мгле
Как мы--- и дух и зверь,
Но если в нас зверь лишь в душе,
У них он в мир находит дверь.
А в Тере забурлила грязь,
Но в Лире свет зажёгся страсть,
Но был он слишком мал и слаб.
Жестокость--- страха жалкий раб
В сём мире всё и побеждает,
Серпом в крови упав на трап,
Она грызть ближних побуждает.
И Тер в ту ночь там выбрал сю
Порочну для души стезю,
И спасся из под снега первым.
Кровинки две подобно сернам
В обличии волчьем вслед за ним
Спаслись. И тут же запах серный,
Как покрывало постелил на них свой смрадный дух.
И вдруг зверей прорезал слух
Взрыв где-то в городе машины.
В пыли катались трупы, шины---
Осколки жизней и тепла.
И волчье логово крушили
Снега, ветра и хлад, судьба…
И волки в буре всё смотрели…
Норы руины в ветрах пели
Трагичным, грустным, низким голосом.
И жизнь вдруг стала тоньше волоса,
Никчёмой в омуте страстей.
Подобно черни хлада полосы
Всё липли наростами к ней.
Семейство волчье без убежище,
Их души--- боли, слёз прибежища,
Но надо дальше выживать.
И раны сердца заживлять
Неумолимым ходом времени.
За правду боремся опять
Под гнётом жизненного бремени.
И волки знали, что за час
Умолкнет буйств природы глас,
И логово опять построить можно.
Хоть выживать порой так сложно:
Идти и падать, вновь вставать.
И меч терпения из ножен
Надолго нужно вынимать.
Наутро буря прекратилась,
А звери людьми обратились:
Тремя бездомными в кролячьих шкурах.
И с жизнями висящими на струнах,
С кровоподтёками на коже
И  с шрамами по телу и на скулах,
И дети там боролись тоже
На равных с матерью своей,

0

5

И помогали яму ей
Из снега вырывать могли как.
И вскоре бесприютный мрак
И холода лет дрожь суровых
Немного обогрела, в знак
Неведомый, построенное логово поновой.
И жизнь их дальше потекла
По океану вечности и как могла,
Под гнётом крови, вечного глада.
От города подале, где стада
Людские друг под другом гнуться.
Волчица думала, что лучше все хлада,
Чем в городе когда-нибудь проснуться.
Волчата люди как росли,
Ненастья с матерью прошли,
И вот им стало по шестнадцать лет.
«Скажи мне где же белый свет?»---
Волчицу Лир спросил однажды,
И усмехнувшись горько: «Свет? Его пожалуй вовсе нет!»
Ответила. Не стоило и молвить дважды.
Но Лир тогда ей не внимал,
Вопросов больше задавал:
«А что же там дымят где чернью трубы?»
У женщины в ответ лишь задрожали губы…
«И неужели проклято то место?
Стучат от холода у нас здесь зубы,
А в логове троим всем нам так тесно!»,
«Не думай даже и не спрашивай опять!»---
Вдруг закричала гневно мать,
Но тут вдруг Тер к ним подошёл:
"Сейчас я мяса не нашёл,
Оно пропало утром в семь."
Лир с подозрением взгляд навёл:
"Признайся ты ведь его съел!
Как и тогда как в прошлый раз,
Лишив еды нас всех за час!
Ты и сейчас в крови мясной..."
Огонь мелькнул меж ними злой.
"О прекратите. Вас прошу
И хватит мучать дух весь мой!"---
Откликнулась их мать на шум.
"И неужели ты терпеть
Способна козней его сеть?!"
Тер отвернулся, Лир был прав.
Еду от всех под сенью трав
Он прятал, своровав тайком,
И сам все кости обглодав
Лежал, глядел на террикон.
Мелькал в нём совесть-огонёк
О том, на что ж родных обрёк.
Но вскоре сам он засыпал.
Однажды Лир его застал,
Возненавидев вдруг за всё.
Но вскоре понял он и сам----
От голода всё это зло.
Собрался в город убегать,
Судьбы им всем иной искать,
Но многого увы не знал.
Сейчас же с гневом совладал:
"Пойду я жизнь для вас искать"---
Не колебаясь вдруг сказал.
Он обернулся и ушёл, не оборачиваясь вспять.
"Постой, безумец! Обернись!"---
Кричали. Он пошёл же ввысь,
Растаивал в тумане.
А город был не за горами,
Манил как сети паука
И мнимыми сулил дарами.
Влекла туда шумов река...
В лицо вервольфа ветер бил,

0

6

Но так и не остановил
Настойчивость, упрямство, гордость.
Вела и к подвигам вся склонность,
И он не слушался ветров.
Он думал, что там--- жизни полность
И рай там грёз его и снов.
Вот так и мы все очень часто
Иллюзии, что даль прекрасна
Так глупо и по-детски верим.
И то, что есть сейчас не ценим,
Всё убегая за видением.
Потом, конечно же жалеем,
Виня и в этом провидение,
Но зачастую очень поздно
Бывает. Ведь вернуть всё сложно.
Ошибку повторяем мы опять.
И Лир не повернулся вспять,
И к цели долго-долго шёл.
Уж прекратил и припекать
Луч солнца... Город сон свой сплёл.
А наш герой в обличии волчьем
Шагал и думал себе молча,
Что ожидает там его.
Под сенью стен града сего
Он оказался на заре,
И страхов ветры замело
В нём вдруг как в ледяном огне.
Но поборов в себе метель
Сомнений и испуга трель
Вступил он на асфальт босым.
В грязи, с когтями… И власы
Свисали до колен клоками,
Скрывая смелость наготы.
Глаза его пили глотками
Всё что вокруг него творилось:
Нервно прохожие крестились,
Оглядываясь Лиру вслед.
«Не верю я, что жизни нет»---
Подумал он шагая вглубь.
Теперь уж жгучий солнца свет
Открыл всю серость дымных труб
И яркость гадкую плакатов,
Потоки жизненных накатов
И святость мнимую машин.
За городом же Тер крушил
И выл как дикий, больной зверь.
Он мясо свежее просил…
Безумства днём открылась дверь.
Он гнул деревья и кусты,
Ломал и логова настил.
И мать остановить его пыталась.
Но психопатия волчья продолжалась.
Тер окончательно рассудок потерял.
Судьба над ними потешалась---
Сын против вдруг волчицы встал.
Толкнул её на камни грубо,
Лишь только под попалась руку.
Разбился череп растекалась кровь.
Её теперь убили вновь,
Но не продолжилось существование
На свете нашем тёмных снов
Вокруг всеобщего незнания.
И ветер реквием поёт
Ей до сих пор, зимой же лёд
Останки странные скрывает.
Как только лето наступает
Оттаивает плоть её
И кровь прогнившая стекает,
Не видно всё когда темно,
И кости в безызвестности стлевают,

0

7

Останки об обидах что не забывают
Ведь Тер тогда её предал.
Её на смерти глас отдал
И поразился очень сам.
Потом в даль степи убежал
И там безумцем света стал.
Настигла и его беда,
Он умер вскоре от себя.
Не мог он выжить в этом мире.
Судьба не улыбалась также Лиру.
Почувствовал, что мать его убита,
Завыл он громко прямо людям в спину.
От них ся смелость не осталась скрыта.
Они стражей своих позвали
И заковать все нарекали
Несчастное дитя природы.
Для них конечно был уродом
Опасным, диким и чужим.
Для них и деньги и погода
Зависят от таких причин.
Прийти же стражи не успели,
Зато злодеи подоспели,
Любители афёр любых.
Поклонники людей немых---
Они их жизнь, мечты, доход.
Чтоб жалко быть за счёт других---
К ним нужен подленький подход.
Ликантроп стал для них находкой---
Товар сейчас уж очень ходкий,
И заточить его желали.
С вопросами к нему пристали:
«А говорить умеешь ли?».
Обдумывать попутно стали,
Куда получше привести.
И что вообще с ним делать?
Показывать? На органы разделать?
И Лир повёлся на обман.
«Я жизни лучшей здесь искал.»
Ему сказали, что помогут
И повели его в свой стан.
Такие как они не могут
Без главаря. А он в подвал
Тащить бродягу приказал.
А сам Лир верил до конца,
Пока два дюжих подлеца
Не стукнули ему в макушку.
И бросив словно мертвеца,
Всего связали без натужки.
Проснулся Лир не так уж скоро
И огласил рычащим стоном
Зловонное, сырое помещение.
Желание сырого отомщения
В бездонной ярости всплыло,
И в вое диком предвечернем
Его кататься понесло
По грязному бетону пола,
В попытках выпутаться снова,
Но жали крепкие верёвки.
Года природные сноровки
Супротив пут таких не в помощь.
Услышав пленника уловки,
Зашёл бандит и ровно в полночь.
Увидев вместо парня волка,
Уж очень посбивался с толку,
В испуге главаря позвал.
Тот лишь немного задрожал,
И не без в голосе  испуга
Следить за волком приказал.
Уж очень смелая услуга!
Главарь ушёл--- слуга сбежал.

0

8

Под утро забрела в подвал
Бандита дочь от любопытства.
Афёр ей надоели лица,
Но чтож поделать не могла
С судьбой другою, новой слиться
И жизнь немилую вела.
Ей захотелось посмотреть,
Кого наставили на смерть,
Увидеть сонными глазами.
Представился ей Лир, слезами
Своими боль пытаясь смыть.
Поговорили, перестали.
Не время было говорить.
Ей волк судьбу свою поведал,
В себе всему остаться не дал,
Всему, что гложило его.
Но вот уж утро всё тепло
Своё разлило в небосвод.
Пообещав, что засветло
Приидет, рассказав где ход,
Она поспешно удалилась,
В ней счастье змеикою вилось,
За то, поможет что кому-то.
И память каждую минуту,
О том, как выведет волка,
Весь день окутывала в смуту,
Весь день ушёл как в никуда.
И жизнь вдруг смыслом озарилась
И сердце всё быстрее билось,
Ведь мог блеснуть немилость-лик.
А в Лире зрел всё странный крик,
Смесь страха, радости, мечты,
Ведь ожидался сбега миг,
Который наступил почти.
Казалось: время бесконечно,
Прикован к полу ты навечно,
Но вот и сумерки легли.
И звуки шага потекли,
Она пришла как обещала.
«Мы взгляда их не навлекли,
Они все спят, я проверяла»---
Она шептала, открывая
Ту дверь, что взгляд лаская,
Вела наружу  прямиком.
«Иди со мною же бегом!
Пошли подальше от людей,
Объятых вечным мягким сном,
Давай учиться у зверей! »
Звал Лир её с ним разделить
Его безумной жизни прыть.
Она стояла в исступлении,
Держало её что-то здесь,
Она вросла в пол как растение,
Всплывала страхов разных смесь.
«Нет не пойду я, сам иди
И жизни смысл себе найди»---
Проговорила , тихо плача.
Луна отобрала удачу,
Ему светила полнотой..
И Лир в безумства сил отдаче
Сорвался в дикий бега вой.
Он нёсся, гниль града вдыхая
И в волка превращался, зная,
Что вот он---оборотня час.
И неизменен этот сглаз,
Что отбирает разум весь.
Бежал чрез улиц грязных лаз
Тот, чьих незнаний гордых спесь
Заставила понять сполна,
Фатальность жизни навлекла.

0

9

Зачем пришёл? Куда пришёл?
И что в итоге он нашёл?
Зачем он жил и для чего?
Себя в конце концов обрёл?
Ну что ж, пришёл—так было надо,
А знание—ему награда.
И вот окончен ночи бег,
И вот несётся ветер вспех
Над далью трав необозримых.
И в Лире вдруг свободный смех
Проснулся с взглядом мест родимых.
Он жив, он есть, он ещё здесь…
Отнюдь, он умер уже весь,
Нет ничего, за что цепляться.
Существовать под вой пытаться,
Поверьте, можно и всегда,
Но где душе его остаться?
Куда пойти? Куда., куда…
Забыть о прошлом без следа?
Или стоять и навсегда
В том месте где течёт вода?

0

10

Река времени

Здесь, поздним вечером морозным,
Как сотканным из звезд и снов,
В тиши виднелся в шпилях, грозный,
Музей, закрытый на засов.
Средь дорогих там экспонатов,
Шедевров Рубенса, Дали,
Сюда прибывшие когда-то,
Отсчитывали ход часы,
Тем временам, что ускользали,
Вливаясь в русло бытия,
И времени река бежала,
Вращалась, движима Земля,
Под ход их серебристой стрелки,
И циферблат, златой тарелкой,
Как глазом, будто наблюдал,
Музейный экспонат был стар,
И стрелки, движимы спиралью,
Четвертый отмеряли век,
И шли, как будто человек,
Из года в год, в лета иные.
Менялись тучи грозовые,
И революции прошли,
Поплыли в море корабли,
Парили в небе самолеты,
И мысль людей, лихим полетом,
Стремилась все вокруг объять,
Чтобы потомкам передать,
Все достижения науки,
Но украшал у многих руки,
Секрет, закрытый на засов,
Под видом дорогих часов.
Часы же, точно, молчаливо,
Считали скорость той реки,
Что, наподобие Оки,
Текла туда, куда хотела,
Пронзая мимолетно, смело,
Здесь все, до самых до границ.
Под видом маленьких частиц,
Что по своим живут законам,
И были названы «хрононом».
Они меняют сотни лиц,
И изредка бегут обратно,
Своей реке наперекор,
Неравномерны, необъятны,
Вершат вселенский приговор.
Но временное полотно,
Как скатерть, все имеет складки,
Порой случаются «накладки»,
В горах, лесах, на месте битв,
В соборах старых, средь молитв,
Порой, бывает, люди видят,
Картины из глуби веков:
Крестьян восстание, ненавидя
Позорный гнет своих оков,
Те революцию устроят,
Все в дымке, золотой пыли,
Матросы могут, среди моря,
Увидеть чьи-то корабли,
И свищут, и дают сигналы,
Но те лишь мимо проплывут,
Растая в воздухе, как дымка,
Исчезнут, тайну стерегут.
И средь вопросов и разгадок,
И в закоулках городка,
Одна из множества загадок,
Что стрелкой меряет века,
Живет, и тикает тихонько,
И оживляет тем музей,
Что, словно сердце, бьется звонко,
И дожила до наших дней.

0

11

Зимняя ночь

О, ночь зимы и холодов!
Прекрасна ты и молчалива,
Тобой любуюсь вновь и вновь,
Когда, порой, часиной поздней,
Из дома выхожу во двор,
Иду проторенной тропою
И к небу поднимаю взор,
То вижу как мерцают звезды
И серебриться рог луны,
А на ветвях – инея блесны,
Луны все кратеры видны,
Так ярко светит в отдалении…
И, в жарком трепете забвения,
Я к ней рукой своей тянусь,
Коснется ветер лапкой ели,
Тогда я нехотя очнусь,
И, с легким вздохом, в упоении,
Лесной тропинкой вдаль пущусь,
Любуясь на стволы деревьев,
Средь романтичного дурмана,
Какие богатырским станом,
Ветвями, тихо вверх растут,
Не вижу я народа тут
И это всяко мне отрадно,
Природы чувствую покой,
Мороз трещит, а мне приятно,
И двигаясь путем возвратным
С прогулки я вернусь домой,
Чтобы за булкой, чашкой чая,
За книгу сесть поздней порой,
Изволь, я попрошу на память,
Моя красавица луна,
Пошли, Богиня, вдохновенья,
Пошли далекого ума,
Чтобы тебе я пела славу,
И красоте поры ночной,
Так часто виденная мной,
В туманных отблесках мечтанья,
И за окном, и при гадании,
И обывательской порой…

0

12

Храм в пустыне

Однажды, под вселенскими сводами,
В краю Великих Белых пирамид
Скитался я в ночную звездну пору,
По воле предначертанных Планид,
Я шел дорогой тяжкою своею,
Влекомый сонмом мелочных обид.
Над головой моей вселенский космос
Дорогу освещал в тиши ночной,
Горели ярко мириады звезды,
И только месяц, верный спутник мой,
За тучей скрылся, бурю предвещая,
Тогда ускорил шаг я по песку,
Вдали виднелся храм известняковый,
Решив, что там заночевать смогу,
Я путь свой продолжал среди пустыни,
Песок скрипел в сандалиях моих,
Безмолвный дух природы напевал мне,
Но вот, внезапно, будто бы притих,
Так, как всегда бывает перед бурей,
Меня оставил он наедине
С великолепным храмом-пирамидой,
И дева храма отворила мне,
Их двери, с нарисованной Изидой.
Она, под руку, в храм меня ввела
Нисколько мне тогда не удивившись,
Такое ощущение, что ждала
Я сел за стол, измученный дорой,
Лепешки с маком, молока кувшин,
Стояли, среди каменного блока,
И, оседлав квадратный табурет,
Я с радостью принялся за обед,
Благодаря Богов и сею жрицу,
Которые, избавивши от бед,
Меня, изголодалого, кормили,
Мои припасы на исходе были,
Моя давно закончилась вода,
А без воды в пустыне никуда,
И не известно, что бы ожидало,
Когда б не сей оазис запоздалый,
Пески зыбучие оставив за спиной
Я отыскал в лихую пору эту,
А жрица, чуть притронувшись к обеду,
Смотрела на меня взглядом чуть грустным
- Спасибо, ваш обед был очень вкусным,
Могу помочь прибрать вам со стола.
- Талар, тебя давно я здесь ждала, -
(Меня так звали в ту старую пору)
И жрица, смерив укоризны взором,
Свою беседу дальше повела:
- Знай, твой учитель через духов света,
Сегодня в сон мой утренний проник,
Сказал: «Придет проблемный ученик
К вам к ужину, а может и к обеду,
Ему вы Чудо покажите в дар».
Пойми, он беспокоиться, Талар,
Он ждет, когда вернешься из пустыни,
Чтобы продолжить обучение ныне,
Уже и так он месяц потерял
С момента этой глупой вашей ссоры.
К чему нам всем здесь разные раздоры,
Он хочет, чтоб ты правду увидал.
- Узрю, на то божественная воля.
А что за чудо? Не слыхал доколе.
Я видел, как холодная звезда,
Пронзает вашу пирамиду светом,
Но дело не кончается на этом,
И где-то cобирается тот свет.
- Ты не почем не угадаешь, нет, -
И жрица та с улыбкою веселой,
С которой подавала все на стол,
Вела меня зеркальным коридором
И бормотала: «Где тебя нашел,
Такого наш белобородый старец?
Как хочешь, покажу тебе наш ларец,
Но воду не мути и не шуми»,
И очень скоро оказались мы
В просторной зале, всей залитой светом.
Он, услаждая взор своим сонетом,
Как будто отовсюду исходил,
А в центре зала круг бассейна был,
Там из углов с квадратным основанием.
Диагоналей поднимался пар,
Сияющим, космическим посланием
Сливались в центре, образуя шар.
Я замер: вот великий мира дар,
Прохладный, странный свет к себе зовущий,
Он знания обещал о всем минувшем,
И с будущего мог сорвать вуаль.
- Умой лицо, - мне подсказала дева,
И я, ведомый поступью несмелой
У края круга, в воду глядя, встал.
Пригнувшись, воду зачерпнул в ладони,
К губам поднес, соленая вода,
- Ну, ладно, вроде нет с нее вреда,
Решивши так, я ей решил умыться
Но в тот же миг вдруг вздумал появиться,
В неясном отражении зеркал,
Старик, кого я видеть не желал,
И я случайно как-то оступился
И шумным плеском то воды летел,
Я вроде что-то выкрикнуть хотел,
Но брызги рот заполонили мой
И голос в голове звучал: «постой!»
Остановился я около шара,
Смеялась жрица с этого кошмара,
И мысли излагал свои старик:
- Ты что-то головой совсем поник,
Талар, мой сын, любезные ученик!
Я жду тебя, я жду тебя поныне.
Хорош уже шататься по пустыне,
А то и так уж люди говорят,
Мол, я учеников сгоняю в ад!
Как исхудал, сплошные кости, кожа!
Я знаю, что ученье нам дороже,
Но ты вернись, не наводи позор,
На временем беленные седины.
Ты знаешь, все мы с космосом едины,
Не притупляешь любопытный взор.
Мне знак сегодня был, я верю знаку,
И, если не устроишь снова драку,
Тогда продолжить волен обученье.
Увы, но от гордыни излеченье
К тебе придет не этою порой.
Ну ладно, ученик такой-сякой,
Давай скорее окунайся в воду,
Ты внутреннюю обретешь свободу,
Ты образами мыслишь и их чтишь,
Быть может, проясниться все, глядишь,
Закрой глаза и стань един со светом.
Я слушался, и я, закрыв глаза,
Вошел в тот круг и волен был представить,
Как с временем, пространством я сливаюсь,
Но все ж средь сонм мне слышных голосов,
Приоткрывая тайны сей засов,
В воде этой целительной и чистой,
Один из них, глашатай вечных истин,
Пел песни и звучал издалека,
Про непослушного он пел ученика,
Которого нелегкая судьбина
Гоняла целый месяц по пустыне,
Он там искал какие-то заветы,
Которых там, по видимому, нету.
Конечно, я узнал пуще всего,
Веселый голос старца моего,
Конечно ,тот знакомый мне холерик,
Он не был «открывателем Америк»,
Новатором, каким тогда был я.
И все же, всей душой его любя,
Естественно, что в глубине души.
Я вышел из бассейна,
- Поспеши! – раздалось эхо,
Я взглянул на жрицу,
Что, протянувши простыни тряпицу,
Мне предложила вытереть воду.
- Благодарю, - отдал я ей с поклоном, -
Я, если можно, в спальню уж пойду,
Чтоб быть готовым к пешему труду,
И возвращенью в храм наш «Аполлона»
Хоть никакой блюдитель я законов,
А все же любопытно, интересно,
Что еще знает тот седой старик,
- Я рада это слышать, ученик.
Иди, ложись, иначе – скоро утро,
С рассветом завтрак, ты его проспишь.
Твой мастер прав, одни сплошные кости.
- Согласен. Если ты так говоришь… -
Рукой своей ее щеки коснувшись,
И, бросив взгляд своих карих очей,
Я, попрощавшись с ней и разминувшись
Пробрался в спальню, где ждала подушка,
И, с радостью разлегшийся на ней,
Я сладко спал, влекомый сонмом грез,
Законы мира, блеск ее волос,
Смешалось все, привиделся мне мастер,
Летающий на облаке средь грез,
Я крепко спал, и тело отдыхало,
Готовилось к обратному пути,
Конечно, я проснулся к десяти,
Я думал, что проспал, но все жрица
Меня позвала к завтраку идти,
Который, хоть остыл, но все же ждал,
Собравшись в путь, я все же обещал
Что снова навещу ее однажды,
И в теплы воды света окунусь,
Но почему-то знал, в сем воплощении
Уже, сюда, видать, я не вернусь,
Вернусь позднее, в облике ином.
Конечно, ей я умолчал о том,
И я ушел, пожав ее руку,
Спеша назад, на встречу, к старику…

0

13

Посейдон

Волны гулко рокотали у причала
В гроте тихо плещется прибой,
В плаванье девица провожает
Добра молодца, да с буйной головой.
Ждет фрегат, весь трюм забит шелками,
Пряностью, камнями и добром,
Якорь по команде капитана
Поднят на борт, судно свой паром
Покидает, вольные знамена,
Паруса белеют на ветру,
Штурман правит курс рукою твердой,
Словно видя рифы за версту.
В редкую минуту передышки
Юнга вспоминает отчий дом,
И, вздохнув невольно и украдкой,
Талисман к груди прижмет потом.
Мчится над лазурными волнами,
Волею дичающих ветров,
Парусник с шелками и мехами,
В сторону известных берегов.
Двое суток бриз ласкал корабль
В третий день и вовсе ветер стих,
И внезапно, в день четвертый, утром,
Шквал поднялся, словно духов злых
Хороводом адским прокатился
Смерч по поднимавшимся волнам,
И, подобно маленькой игрушке
Парусник катался по горам
Из воды, поднятой Посейдоном
- Ну-ка живо сняли паруса,
А иначе мы здесь все потонем,
Началась смертельная гроза!
И, услышав окрик капитана,
Вся команда ринулась наверх,
Главное – успеть спасти корабль,
Позабыты и парча и мех.
Юный юнга подражал героям,
Тоже отличиться пожелав
Он бежал по мокрым доскам к мачте,
Но корабль накренился вправь,
И, юнец, нечаянно споткнувшись
Головой ударился о борт,
Словно искры видел пред собою,
Мать родную, дом, знакомый порт.
А – потом, он чувствует, о, ужас,
Холод вод и нависает мрак
Над сознанием юного героя
С горя, думал: «Ну я и <ВЫРЕЗАНО>!
Не видать родного мне порога,
Талисману девы вопреки,
Я увижу черта или бога,
Что ж, прощайте, юные деньки!»
Но, немного времени минуло,
Он очнулся, видит пред собой
Что за диво – все кругом чудное,
Словно испарился ветер злой.
Стал смотреть: песок был под ногами,
Водоросли свивались средь камней,
Вдалеке чернеют пики, скалы –
Он на фоне их как муравей.
Проплыла загадочная фугу,
Зацепив раздутою щекой,
Солнца свет рябит меж косяками,
Серебристых рыбин целый рой,
Плавает над светлой головою,
Юнга в ужасе: «Я умер или сплю?
Ведь могу дышать я под водою.
Эй, ответьте, я вам говорю!
Если слышит кто, прошу, откликнись,
Я один в загадочном краю
Посейдон, ты, если существуешь,
Приходи, реши беду мою,
Я в твоем краю незваный странник»,
Только юнга это произнес,
Шум раздался в глубине ущелья,
Злобный зарычал как будто пес,
Стайка рыб, вспугнутая тем звуком,
Быстро скрылась, шевеля хвостом,
Солнца свет погас, и потемнели,
Воды моря, властвуя кругом.
Но, затем, прогнав внезапный сумрак
Вспыхнул чистый серебристый свет,
Царь Нептун, в его лучах купаясь,
Вечный бог, без счета ему лет,
Пробуравил юнгу своим взглядом:
- Кто таков, и как сюда попал?
Потревожить бога в его царстве,
Наглецов таких я не видал
С той поры, как этот мир родился.
Ты такой откуда появился?
Не молчи, не рыба, отвечай!
- Славный бог! – ответил юный странник,
Невесть как я выпал за корму,
Я не знаю, как я жив остался,
Как дышу – я тоже не пойму.
Не хотел тебя я потревожить –
Больше было не к кому взывать,
Ты, прошу, верни меня обратно,
Век душою буду вспоминать
Я твое величие и милость,
В моем крае – ты в большой чести.
Если же все это мне приснилось –
То тогда подавно уж прости».
Усмехнулся бог синебородый,
Хитро щурил рыбьи глаза:
«Вижу, не плохой ты, юнга, парень
Я решил – дарую чудеса,
И  на выбор, выбери что хочешь,
Не уплатишь даже и пятак,
Многие за них сражались насмерть,
Ты же их получишь просто так»,
Бог рукой, покрытой чешуею,
Лишь взмахнул, откуда-то кошель
Вдруг явился, алою парчою
Был обит, взаправду неужель?
Щедрым жестом, полным упоения,
Бог на землю высыпал добро:
Злато, разноцветные каменья,
«Эко, тебе, парень, повезло!»
Юнга только почесал в затылке:
«Ты меня прости, о, добрый бог!
Деньги есть и у меня в копилке,
Я не брать чужое дал зарок.
Я тебе конечно благодарен,
За великолепный, щедрый дар,
Все же не могу предать я память,
Матери, отцу я обещал»,
«Что ж, конечно, отказаться волен,
Ты не жаден, радуешь меня,
И не прогневил ты, будь спокоен,
Бога, я не выношу вранья.
Ты же мне ответил только правду,
Все у нас здесь было почести.
Я тебе явлю другое диво,
Что же, ты внимательно гляди»:
Вдруг песок поднялся резвым вихрем,
Увлекая за собой кошель,
Роза алая явилась вместо торбы.
«А теперь – откажешь неужель?
Эта роза, как любви царица,
Знай, она не вянет никогда,
Молод ты, и страсть в тебе томиться,
Влюбишься, нет от нее вреда
Сердцу твоему, но коли дева,
Та, с которой ты сойтись бы рад,
Примет ее в дар, и, хоть несмело,
Но вдохнет волшебный аромат –
Страстью та на век к тебе вспылает,
Будет слушать только голос твой,
И она тебе послушной станет
И женой, и музой, и рабой…»
Пригляделся юнга к этой розе,
Все алей, краснеют лепестки
И бежит по стеблю капля крови,
Как из раны чьей-нибудь руки…
Юнга в пояс богу поклонился:
«Милый бог, -  промолвил он с тоской, -
Рад и сам, тебе коль полюбился,
Но и ты услышь же голос мой:
Сердцу молодому не пристало,
Колдовством привинчивать любовь,
Эта роза принесет мне горе,
Посмотри:  сочится стеблем кровь,
То совсем недоброе знамение,
Потому, пусти, тебя молю,
Вновь под солнце, к отчему порогу,
К девушке, которую люблю».
«К девушке успеешь, и к порогу,
Я тебе здесь дело говорю.
И прошу я не перечить богу
Чудо я еще одно явлю»,
И Нептун трезубцем вдарил оземь,
И кинжал пред юношей возник.
«Сей клинок – орудье Немезиды,
Ты – незваный гость и ученик,
Должен знать, злодея он любого,
Настигает, точно насмерть бьет.
Справедливость там восторжествует,
Где стальная плоть его поет,
От него не спрятать, не скрыться,
Он казнит только лихих людей,
Должен на него ты согласиться –
Ты ж не скажешь: «Властвуй, хоть злодей?»
«Он сейчас меня здесь растерзает» -
Думал юнга с искренней тоской:
«Все подарки он мне предлагает,
Откажу, взревет: «Ты кто такой?!
И порвет меня когтями в клочья.
Уж не знаю, как себе помочь я,
Будь, что будет, снова откажу»,
Юнга чуть мотает головою,
Говорит: «Прости, подводный царь,
Волен ты смеяться надо мною,
Но я не приму дареный ларь.
Люди говорят: казнить злодея,
Дело доброе, я думаю – не так.
Помню, все смеялись надо мною,
Говорили «ну ты и <ВЫРЕЗАНО>».
Может, правы, мухи не обижу,
Максимум – дам негодяю в глаз,
Можно осудить, не убивая,
Потому не выполню наказ
Твой, владыка Вод и Всеизвестный»,
«Вижу, человек ты интересный,
Да, и если честно говорить,
Я таких как ты на дне не видел,
И не верил, что так может быть.
Ладно, вот последняя попытка,
Иль бери, а хочешь – откажи.
Признаю, и сам сглупил маленько,
Добряку здесь предлагал ножи…»
Круглое стекло в руке Нептуна
Оказалось в раме золотой,
Юнга то стекло с рук бога принял,
Видит: будто где-то день-деньской,
Храм великий, в праздничном убранстве,
Много слуг, попов и хор поет,
А потом картинка изменилась:
Там барыш считает счетовод,
А затем – вулкана изверженье,
Цвет лугов и прелесть сочных нив,
И восход, пылающий на склонах,
Жарких и далеких вечных Фив.
«Вот так чудо, - юнга изумился,
Это диво мне так по душе!
Вот бы нынче дома очутился,
Всем бы это показал уже!»
И картинка снова изменилась,
Видит парень свой родимый дом,
Видит, как отец читает книгу,
Мать латает платье под окном,
Маленькая, бедная сестричка,
Во дворе, играется в грязи,
И его невеста-мастерица,
Шьет фату и шепчет: «Лишь приди.
Приплыви назад, мой ясный сокол,
Будь водой, ветрами не вредим.
Много здесь и близких, и далеких,
А любимый –только ты один.»
Вздрогнул юнга, и взглянул с тоскою
Он на чародейское стекло,
Видит – стоят башни под водою,
Города – целы векам на зло.
Видит дивных рыб он, и кораллы,
Под водой – сокровища морей,
Видит он корабль залежалый,
Весь в моллюсках, золото царей,
В сундуках да безднах океана.
А стекло – без всякого обмана,
Вторит воле, как простой лакей.
Юнга благодарно поклонился,
Посейдону, вечному царю,
Тихо произнес и улыбнулся:
«О, Владыка Вод, благодарю.
Этот дар мне по душе и сердцу,
Рад я, что мы встретились с тобой,
А теперь прошу, открой мне дверцу,
Возвратиться нужно в мир людской.
Все же ждут, с тревогою сердечной,
У порога моего отца.
И не быть же сказке бесконечной,
Заждалась невеста молодца.
Я и сам тоской тоскую волчьей,
По команде корабля своей»,
Это парень молвил с тихой грустью,
Взгляд бросая на груду камней,
Что была на склоне острых скал.
«Я и сам, признаться уж, устал –
Тихо молвил бог воды и шторма, -
Вел себя не гордо ты, покорно,
Как и подобает всем гостям.
И я на прощанье глянуть дам,
Что случилось с теми гордецами,
Воинами, бардами, купцами,
Кто из рук моих принял дары,
А потом, коль хочешь,  забери
Зеркало, но по такой цене.
Все же ты по сердцу, видно, мне,
Раз тебя я здесь предупреждаю.
Вот, смотри, я это не скрываю»:
Видит юнга в зеркале своем
Яму под водой, светло, как днем,
Плавают светящееся рыбы,
Тяжелеют каменные глыбы,
А на самом дне лежат скелеты,
Все они по-разному одеты,
Нет у них ни кожи, не ресниц,
Только тьма зияющих глазниц,
А в руках, там – у кого кинжалы,
Розы, очень много кошелей,
Видно там жертв жадности своей.
Юнга побледнел и ужаснулся,
Чуть было не выронил стекло,
К небесам руками потянулся,
Тихо молвил: «Вот не повезло,
Тем, кто нынче спит среди каменьев!
Отпусти меня, прошу, Нептун.
Я тебе стекло то возвращаю,
Хватит мне и глади тех лагун,
Что зовут меня своей волною,
Счастлив, что увиделся с тобой,
Возвращай, великий бог Воды!»
«В благодарность за мои труды,
Буду я во сне к тебе являться,
Будем с тобой вместе развлекаться,
Глядя в чародейское стекло.
Что ж, тебе и вправду повезло,
Возвращайся к землям и семье,
Всем на счастье, и на радость мне!»
Молвив так, Нептун взмахнул трезубцем,
И парнишка вновь закрыл глаза.
Он очнулся среди криков, шума,
И с трудом открыл свои глаза.
Был весь мокрый и в воде соленой,
А над морем брезжил уж рассвет,
Залепив парнишке оплеуху,
Боцман крикнул: - Дурень или нет?!
Как, несчастье, только жив остался,
Видно то – благодаря богам!
Головой ударился о доски,
Выпал за борт, помогая нам.
Парус сняли и тебя ловили
Сетью словно рыбу в том пруду.
Лишь к рассвету всплыло твое тело,
Что жив – чудо, ты имей в ввиду.
Видно, дуракам везет, то правда,
Захлебнулся бы другой давно.
Эй, ребята, что вы там застыли?
Принесите ром нам  и вино!
Юнга встал и к краю борта, молча,
Чуть шатаясь, тихо подошел,
Боцман не отстал и зычно крикнул:
- Эй, что ты там делаешь, осел?!
А парнишка морю поклонился,
В благодарность богу всех морей,
Чудом спасшего его от козней смерти
На душе вновь сделалось светлей.

0

14

Луиза и навязчивый поклонник

«Люблю тебя неправедной любовью
Иной от той которую мужи
Тебе дарили в полночь под луною
И, источая сладость пряной лжи
Тебя честили бездной комплиментов
Под властью мимолетных тех моментов
Внимала ты их пенью голосов
И, спальню заперевши на засов
Готовилась ты к страстному свиданью
А я, в саду, цветущим и вишневом
Под сенью от раскидистых ветвей
Тебя увидеть хоть на миг пытался,
Твой плавный стан, любезные уста
Достойны музы – я не сомневался
И, вперив в лик твой неподвижный взгляд,
Готов к чертям был провалиться в ад,
Лишь за одно касание руки,
В душе – порхали словно мотыльки
И крыльями задели страсти струны,
Мечты и ревности опасные цветы,
Похожие на те, что на могилу
Приносят нынче графу-жениху,
Убитому бестрепетной рукою
Приговорен он к вечному покою
И на дуэли жертвой моей пал
Он на рассвете, раннею порой
А я в бега был вынужден пуститься,
Пишу – приеду скоро за тобой,
И от меня тебе теперь не скрыться,
Хоть невидимкой стань, имей в виду,
Тебя я все же как-нибудь найду.
Прибуду следом я за сим письмом
Позволь же мне откланяться на том.
Скучаю, моя милая Луиза.»

И, прислонив к себе это письмо
Девица слышит – сердце гулко бьется
И звук его как эхом отдается
В испуганной, трепещущей груди
Она не знает – что там впереди
И ждет теперь с волнением и страхом
Визит того, кто одним шпаги взмахом
Убийцы званье славно оправдал.
Луиза вспоминает про кинжал,
Он мал, и показался бы смешон,
Когда не знать, что ядом смазан он
И достает его из-под подушки.
Стук в дверь велит последний акт начать
И сжав кинжал рукой своей несмелой,
Она идет поклонника встречать,
Чтоб суд над ним свершить за злое дело…

0

15

Проклятый меч

Над залитою кровью травою,
Воронье черной стаей кружит,
Храбры воины здесь бились ратью,
А теперь каждый третий - лежит,
И закат алым заревом блещет,
Отражаясь в мечах и шлемах,
Тех немногих отважных героев,
Что остались стоять на ногах.
Среди рати – известные двое
Рыцарь Альтер и сэр Вольдемар,
Вольдемар слышит стоны гиены,
Так зовет его раненый мавр,
Враг кровавый, свирепый и хитрый,
Что едва им разбить удалось
«Надо же, - удивился сэр Альтер, -
У него к тебе дело нашлось!
Умирая, к тебе руку тянет,
Мой соратник, и мой лучший друг,
Подойди к нему, если желаешь,
Я пока осмотрюсь здесь вокруг,
Здесь был бой – чище самого ада,
Много раненых наших весьма,
Фельдшер нынче не скоро прибудет,
Пригодиться с бинтами сума»,
И кивнул другу Вольдмар-воитель,
Мавр, смеясь, головою качнул:
«Здравствуй, здравствуй, мой чудо-спаситель,
Ты мне разум пред смертью вернул,
Сам не ведая этого дела. Я тебя осчастливить хочу», -
И вручает поверженный смело свой клинок своему палачу.
«Ты иль бредишь, иль что-то задумал,
Ты хитер даже раненым, мавр.
На груди твоей знаки отличий,
И твой меч драгоценный товар,
Не простой ты, был видно, воитель,
Да умом ты от боли зачах»,
Вольдемар рукоять изучает,
У клинка, а у мавра в плечах
Будто разом ушло напряжение,
И сомкнулись вмиг очи забвеньем,
Кашлянул, застонал и затих.

Видит рыцарь змею, как живую,
Что вокруг рукояти свилась,
Зелень зрит изумруда, цвет бронзы
Полымь змея рубиновых глаз,
Что мигают ему как живые,
И вдруг видит картины иные –
Пир горой, королевский престол,
Восседает он будто на троне,
И склонилась вся свита в поклоне,
Лучший рыцарь, богач, государь.
Он застыл в наведенном дурмане,
Мысли спутались в сладком тумане,
Прошлой битве и ранам назло.
Слышен клич: «Эк тебе повезло,
Вольдемар, о, мой славный дружинник!
Мавр отдал тебе ценный трофей,
Прибыл фельдшер – ты раны залей,
Мазью, йодом иль чем он там скажет,
Солнце путь нам назад уже кажет,
Вечереет, седлаем коней.»
И ведет всех назад воевода,
Славный Альтер, он рыцарь двора,
Вольдемар вслед на лошади черной,
Скачет тенью и мыслит: «Пора
Уж и мне давно стать воеводой,
Всласть менять и мечи, и коней»,
А из ножен, ухмылкой лукавой,
Из тени, улыбается змей…

Вскоре прибыли к царским казармам,
Те, кто цел и стоял на ногах,
Госпиталь был забит под завязку,
Перебитыми, лбы их в потах
И глаза так безумно сверкают,
Бедолаги пока что не знают,
О заранее сбитых гробах.
Альтер был во дворце королевском,
А вернулся понурый и злой,
Знал уже в свете этой победы,
Что двоюродный брат не живой,
Что, возможно, лишится он звания,
Коль еще раз допустит беду,
И кололо чуть холодом сердце,
Альтер словно гляделся в воду,
Но Пандорова ящика дверца,
Приоткрылась у всех на виду…

В день другой в развеселом трактире,
Пили пиво Альтер, Вольдемар,
Разносилось бренчание лиры,
И зудел нудно поздний комар.
Собрались там искатели скальпов,
Сорви-головы, все нипочем,
Собрались там охотники выпить
И охотники – те, что с ружьем.
Разносила еду молодуха,
Девка полная с рыжей косой,
И кидала заманчивы взгляды,
И тихонько смеялась порой,
Колокольчик звонил будто звонкий,
Прерывая ту Альтера речь:
- Слушай, друг, а готов ли к турниру?
Тебе должно себя поберечь,
Я же видел те старые раны,
Как на грех, себе  выбил плечо,
Смех и только – сжимаю я кружку,
А спине, скажем так, горячо.
- Не волнуйся, любезный мой друже,
Не к чему этот весь разговор,
Я мечтал побывать на турнире,
С честью там я представлю наш двор.
- Вот спасибо, - Альтер усмехнулся,
Указавши на девку рукой:
- Вольдемар, ты ей нравишься, правда,
Если б я – загулял бы с такой.
- Как-никак, у тебя скоро свадьба,
С леди Мальтой, любимкой двора.
С детства к ней подбивал свои клинья,
Ей давно бы уж сдаться пора.
- Вот скажи – неужели ревнуешь?
Тебе нравилась как-то она…
- Что за глупость, то детство пустое,
Неужели сошел я с ума
Этой поздней, хмельною порою?
Вот тебя я, как друга, ревную,
Будем видеться реже с тобою».
Не заметно, под крышкой столовой
Вольдемар сжал в руках новый меч
Мыслит тихо: «Неужто позволишь
На  турнире собой пренебречь?
Сталь твоя – словно лезвие бритвы,
Острие моего же ума,
Победить на турнире позволит,
И еще не наступит зима,
Как я стану известен на графство.
Очень скоро узнает народ –
Потрясу мастерством своим царство:
Вольдемар – новый их Ланселот!»

Час турнира настал на рассвете,
Солнце красное только взошло
И глашатай кричит свои речи,
Альтер чуть потирает плечо
И сидит средь иных на трибуне,
Взглядом сверлит арены он круг
Мальта шепчет ему: «Где же Вольдмар?»
Стук копыт, прибыл Альтера друг.
Во сияющих светлых доспехах
В  сбруе конь, а на поясе – меч.
Пригляделись, да, это тот самый,
Что велел сэру мавр стеречь.
С ним копье, и с гербом верный щит,
Вольдемар поднимает забрало,
На соперника хитро глядит,
Против солнца заметно прищурясь,
Усмехается рыцарь себе,
Выезжает меж тем на арену,
Оппонент, слышен стон: «На тебе!
Не везет нынче здесь Вольдемару,
Тот соперник – известный боец,
А еще семеро на турнире,
Тут уж всяко герою конец,
Да и место – избавь его Боже,
Против солнца, что слепить глаза,
Луч горит, отразясь от метала:
Режет глаз, навернется слеза»,
Но бойцы уж к турниру готовы,
Взмах руки, они ринулись в бой,
Скрип зубов, полымь в буйны головы,
Затаился народ чуть живой,
На трибунах в кануне удара,
Еще миг – слышен чуть ли не взрыв:
То копье новичка-Вольдемара,
Разбивает известного щит
На куски, другой рыцарь промазал,
Вновь удар – рыцарь выбит с седла,
И упал он на щебень арены,
Запрокинулась вдруг голова,
Тихий хрип – на губах капли крови,
Хрип затих – фельдшер резво бежит
К неудачно упавшему парню,
Зря – видать, не живой тот лежит.
Шум и гам, слышен свист на арене,
Это крик возбужденной толпы.
Но, увы, то не крик осуждения,
Вольдемару бросают цветы,
Дамы графства, что он представляет,
Но бледно под забралом лицо:
«Этот меч всех подряд убивает,
Лишь присутствием... Выиграл за то», -
И неясным и мрачным восторгом,
Поражается рыцаря ум,
Гонит жалость он к мертвому
Парню, и лицо вновь чернеет от дум,
«Да, клянусь, я здесь выйду героем,
Хорошо, Альтер здесь, посмотреть.
Видишь, друг, что великий я мастер?
У тебя же сейчас едва треть
Мастерства, каковым я владею,
Так зачем королю-лиходею,
Воеводой тебя назначать?»
Слышен стук, выезжает соперник,
Вольдемар побеждал вновь и вновь,
И концу дня боев на арене
Заслужил тем народа любовь.
И король сам его награждает,
Рукоплещет сегодня весь зал,
И имение король предлагает,
Вольдемару, тот сразу сказал,
Что согласен на новые земли,
Альтер сходит с трибуны к нему,
И кладет на плечо свою руку:
«Потрясающе! Я не пойму –
Где и сколько ты славно трудился,
Лихо так отработал удар,
Только жаль того первого парня.
Что ж, случается, рад я, что в дар
Получаешь ты тоже имение,
Земли, что по соседству со мной,
Приглашаю на свадьбу в субботу,
А сегодня – всяк славный был бой,
Потому – это надо отметить.
Так, что скажешь?»
«Скажу – только за.
Мы вдвоем, иль сегодня дополнит
Нас невеста твоя, егоза?»
Вольдемар взгляд бросает на Мальту,
А та прячет испуганный взор,
По плечу ее хлопает Альтер:
«Дорогая, ну что за позор?
Неужели его ты боишься?
Он мой друг, я тебе говорю,
Коль пристанет, я сам ему врежу»,
«Не волнуйтесь, я столько не пью.»
Вольдемар ее взглядом окинул:
«Светлы волосы, так себе стан,
И что только нашел в тебе Альтер?!»
Думал он, погружаясь в туман,
Ядовитый из магии древней,
Незаметно окутавшей мозг,
Но сладка, слаще меда победа,
Обличенье ему страшней розг,
И к груди рыцарь меч прижимает,
Чует силу, сокрытую там,
Чуть заметно, змеею вползает
В его сердце сей проклятый дар.
И хотя тот неладное чуял,
Вольдемар не расстался с мечом,
Думал: «С силой клинка совладаю,
Его чары же мне не почем.
Я силач, победитель, воитель,
Я избранник, спасибо судьбе!
Благодарствую, мавр знаменитый,
За подарок, спасибо тебе!»

Был затем в кабаке большой праздник,
Пели лиры, искрилось вино,
Почти все говорят о турнире,
Поздравляют, и хвалят его,
В пылком жаре и скорой хвалою,
Превозносят сей воина дар,
Вольдемар, в звуке од о таланте,
Осушал за  бокалом бокал,
Альтер же весел был и смеялся,
Он за друга был искренне рад,
Что и тот в дураках не остался,
И прибавилось графству наград.
Вольдемар же бокал за бокалом,
Опрокидывал, с тем захмелел,
И глядел то на дно своей кружки,
То на друга веселье смотрел
И кипела в том тайная злоба,
Кто видал, что без зависти друг,
Вместе с ним за его пьет победу.
Потускнели все краски вокруг,
И поднялся, чуть видно, шатаясь,
Победитель, и – прочь от стола
- Ты куда? – удивляется Альтер
- Я домой, как чугун голова.
- Обещал  кто-то: пьяным не будет,
Странно видеть – не пил ты так в жизнь.
Я бы мог отвести тебя в графство.
- Еду сам. Пошел вон, отвяжись.
И покинул трактир среди пира,
Обладатель чужого меча,
И замолкла там бардская лира,
Но слова, что сказал сгоряча,
Жарким пламенем жгли его душу,
Хмель мутил, полоня голову,
И пришпорил тогда свою лошадь,
И погнал ее прямо ко рву,
Что лежал самой краткой дорогой,
К графству, словно злой дух овладел,
Человеком, спешащим к оврагу,
Вороной конь стрелою летел,
Но, внезапно, пред пропастью черной,
Оттолкнулся, и с лязгом подков,
Пролетел, словно стриж над канавой,
Вольдемар был к тому не готов;
Он был пьян, отпустивши поводья,
Он случайно свалился с седла,
Лег на землю, и тут же раздался,
Чей-то смех. Видя эти дела,
Из-за камня смотрел беспризорник,
Мальчик малый с лохматой главой,
И глядел тот с веселой улыбкой:
- И откуда ты взялся такой,
Дядя пьяный, небось от трактира.
Талер дай, никому не скажу,
Как валялся ты здесь после пира.
- Я тебе кое-что покажу.
Подойди, - Вольдемар приподнявшись,
Усмехнулся, то волчий оскал.
Подманил он мальчонку монетой,
Что в кармане не долго искал,
И сверкнуло лучами заката,
Отразив солнца свет серебро.
Но мальчонка пока колебался,
Видел: рыцарь смотрел очень зло.
Все ж решился, он сделал два шага
И руку к той монете тянул,
Еще миг, тихий всхлип вдруг раздался.
Вольдемар его мигом проткнул,
Тем мечом, ему мавром даренным,
Заструилась по лезвию кровь,
И в овраг, весь заросший травою,
Тело скинул, и принял то ров.
И глядит рыцарь тьмы в упоении
На кровавый, сверкающий меч,
Но шагов слышит звук в отдалении,
То жандармы, округу стеречь,
Уж идут, близок час комендантский,
В год войны что в округе введен,
Рыцарь меч обтирает травою,
На коня вновь взбирается он,
Скачет прочь, добираясь до графства,
А, добравшись, вновь чует беду.
«Боже мой, что же я там наделал?
И зачем? Завтра в церковь пойду.
Не иначе, как  духом лукавым,
Был отравлен несчастный мой ум,
Бедный мальчик, недоброй порою
Встречен был», - чтоб отвлечься от дум,
Вольдемар спать ложится пораньше,
Но во сне вновь творится беда,
Там кошмар – тем страшнее, чем дальше.
Будто шепчет: «Ты мой навсегда,» -
Змей с меча, усмехаясь украдкой,
Окровавленный мальчик стоит,
С хохотом, меч с груди вынимает:
«То не ты, твоя совесть здесь спит.
Ни к чему она пьяни подобной,
Хуже нет – от земли до небес»
Вольдемар тянет к мальчику руку:
«Подожди!» - Но уже тот исчез,
Растворившись, как дымка тумана.
Вольдемар среди поля стоит,
Где сражался тогда без обмана,
Видит бой, средь убитых лежит,
Друг его, воевода, союзник,
Рыцарь Альтер, отряда глава,
Ранен он и к себе подзывает,
Шепчет он: «Знаешь, Мальта мертва.
Ты виной». - И в поту вдруг холодном
Вольдемар на кровати вскочил,
Бросился открывать всюду шторы,
Видит: утро. Курьер уж прибыл,
И письмо Вольдемару вручает,
С приглашеньем на свадьбу ему,
То от Альтера, тот вопрошает
В том письме: «Ты придешь?»
«Что ж, приду», - усмехается кислой улыбкой,
Вольдемар, отправляя ответ,
И спешит на заутреню в церковь,
Там он просит избавить от бед,
Бога, ангелов, попа, монахов,
Знает сам: нужно выбросить меч,
Замахнется, но вновь рука дрогнет,
Душит страх, остается стеречь.
Непонятную, древнюю тайну,
Это злое меча божество.
Вольдемар тогда в погребе запер,
Тот клинок. Ему вновь повезло.
Не бывало в том погребе винном,
Что достался ему от отца,
Ни гостей, дегустаторов чинных,
Даже слуг, зная норов скупца,
Вольдемара, туда не ходила
Даже челядь, боясь прогневить,
Их хозяина, Эрнаста сына,
Ведь он мог их работы лишить.
Спрятав меч, Вольдемар с облегченьем,
Вновь вздохнул, тайна скрыта от глаз,
И он начал готовится к свадьбе,
Свадьбе друга, дав слугам наказ
Никого не пускать в винный погреб,
Дверь сменить, ставить крепче замки,
Погреб в бункер  чуть не превратился,
От стараний горячей руки,
Но никто не заметил подвоха,
Все пожали плечами едва,
Говорили они: «Разве плохо
От воров защищаться сполна?»
Перед свадьбой же грянул мальчишник,
То охота в дремучих лесах,
Альтер шел впереди с арбалетом,
Но кабан затаился в кустах
Позади, его чуть заприметил,
Метким глазом в тени Вольдемар.
Вскоре зверь, пораженный стрелою,
Прочь бежит, устремляясь в капкан,
Что поставил недавно лесничий,
Альтер был поражен и сказал:
«От клыков уберег друг-спаситель,
Прозорливых таких не видал
Я еще, хоть давно я охочусь,
Пострадать перед свадьбой не дал,
И, удача, похоже, с тобою.
С той поры, как ты выиграл турнир,
Стал известен во всем королевстве,
Тебя знает почти что весь мир.
Но я вижу, что ты опечален,
Я не знаю причину тому,
И хотел бы я это поправить.
Говори – чем смогу, помогу.»
Вольдемар его взглядом окинул,
Крепкий стан, белу гриву волос,
Светлых глаз взгляд решительный,
Смелый, ему стало обидно до слез,
Но озвучивать повод обиды, он не мог,
Потому произнес,
С наносным раздражением небрежным:
«Неужели считаешь всерьез,
Что меня что-то нынче печалит?
Я известен, я молод, богат.
Скоро свадьбу мой друг отмечает,
И за друга я искренне рад,
Что находишь ты в том упоение:
Как прозябнуть в семейном кругу,
Что со службы пораньше уходишь,
И я ждать назначенья могу:
Твое место. И все-таки, Альтер,
Я тебя за бойца почитал,
Ты мне братом на поле был старшим,
Меч же твой поражений не знал,
И хотел бы я снова увидеть,
Танец стали, взгляд яростных глаз,
Но один остаюсь я на поле,
Я, дружина, уходишь от нас…»
«Говоришь так, как будто я предал
Тем тебя, что на Мальте женюсь,
Вольдемар, это брось, а иначе
Я на свадьбе, как есть, изведусь.
Зная, что средь друзей есть завистник,
Да и кто: с детства мой лучший друг,
Если ты из-за Мальты, не спорю: хороша,
Но красоток вокруг
Знать, полно, выбирай кого хочешь,
И женись, но ее не отдам,
Она мне, знаешь сам, «да» сказала,
Я за то благодарен богам.»
Но был прерван в сей пламенной речи
Альтер смехом, холодным, пустым:
«Я-то думал, меня понимаешь,
Только это иллюзия, дым.
Это фикция, я в упоении
Мнил порой  что ты знаешь меня.
Право, с возрастом ты не умнеешь,
Это просто смешно до нельзя!»
Щеки Альтера вспыхнули жаром,
Он сжимает в руке арбалет:
«Ну, держись!» - но стрелу не пускает,
Он нее отражается свет,
И в глаза светит он Вольдемару,
И от солнца видна в них слеза,
Альтер вновь арбалет опускает:
«Что ж, охота. Не против, туда
Я пойду этой правой дорогой,
Левый путь, если хочешь, проверь.
Кое-как, с кабаном разобрались,
Но, сдается, здесь водится зверь,
Покрупнее, свирепей и хищней,
Здесь берлога, смотри не нарвись.
Храбрецы пропадали почище, здесь чем мы,
Я пошел, осмотрись».
И ушел он звериной тропою,
За добычей, где водится зверь,
Вольдемар, сев на пень, вперед глядя,
Бормотал: «Это вспомнишь, поверь,
На меня как стрелу ты наставил.
Неужели схожу я с ума?
Ярость душу мне жжет,
Точно знаю, оставляет рассудок меня.
Что же делать? Орудие злое,
Под землею, сокрыто, лежит.
Но я тронуть его не позволю,
Чудо-меч. Только мне надлежит,
Лучшим рыцарем быть в королевстве,
Подчинить и престол и закон,
Этот меч мне во всем помогает,
Только крови вновь требует он.
Я пытался порою насытить
Эту жажду. Я ночью глухой
В путь пускался к окраинам диким,
Жертв искать. Обретал я покой,
Когда меч мой был сыт и доволен,
Он давал мне и силу и власть,
Чьей же крови он требует снова?
Ненасытен – лихая напасть.»
Завершив все свои размышления
Вольдемар отряхнулся и встал,
«Что ж, пора возвращаться к охоте,
Не хватало, чтоб здесь увидал,
Кто с охотников, как я сам с собою,
Среди леса беседы веду,
Альтер двинулся правой тропою,
А я, стало быть, левой пойду».
И, спустя, двое суток с охоты,
В графстве свадьбу гуляли друзья,
Альтер с Мальтой, счастливою парой,
Взявшись за руки, до алтаря
Вместе шли, как два лебедя белых,
Статных, верных, сияя красой,
На невесте, как у королевы,
Диадема, прическа с косой,
И струиться шлейф белого платья,
Провожаемый взглядом гостей,
С ней жених, в белом фраке роскошном,
Летним днем, средь тенистых алей,
Состоялась прекрасная свадьба,
И все было бы там хорошо,
Только руки тряслись от волненья
У невесты, вручая кольцо
Жениху, обронила случайно
И тогда, золотым колесом,
Покатилось кольцо обручальное,
До гостей, потом только нашел,
Его гость, поправлявший ботинок,
Благодарной невесте вернул,
А затем чередою уж чинной
Праздник шел, и всеобщий загул,
Начался, разносились там тосты,
Вольдемар, среди прочих гостей,
Весел был, раздавались там  тосты,
Оглашаемы эхом аллей.
Веселились там Альтера гости,
Веселилась невесты семья,
Но грустила, вдаль взгляды бросала,
Одна Мальта: - Мне было нельзя,
Альтер мой, уронить то колечко,
Ходят слухи, недобрый то знак.
- Дорогая, любимая Мальта,
Сама знаешь, что это не так.
Я тебя защищу от напастей,
Не страшны мне все знаки судьбы.
При дворе я служил воеводой,
И всегда я готов для борьбы.

С той поры уж полгода минуло,
Вольдемар – рыцарь стал при дворе,
И стяжал он несметны богатства,
Но тоска, будто сердце в золе,
Его душу и мучит и душит,
Но хранится им дьявольский меч,
Мучим жаждой кровавой и дикой,
Хочет жертву свою подстеречь.
И гуляют недобрые слухи,
Молвят: «В графстве завелся маньяк»,
Приглашен в замок стражи начальник,
И монарх говорит: «Разве так
Ты работал в минувшие годы?
Ты поймаешь когда подлеца?
Каждый месяц у нас в графстве жертвы,
Нету лиху такому конца!
Отвечай, что стоишь, сдвинув брови?
Разрешаю тебе говорить:
Неужели подобен он тени,
Что, как воздух, нельзя  ухватить?»
Так король свирепел, стукнув жезлом,
На собрании с ним был Вольдемар,
Возглавлял сэр охрану  монарха.
Стражник же вдруг лицо показал:
Так, вздохнув, поднимает забрало,
Всем известный его лучший друг,
Что покинул свой пост воеводы,
И возглавил жандармов вокруг,
Что поныне преступников ловит,
И стремится порядок блести,
Альтер взглядом свирепым пронзает
Вольдемара и молвит: «К пяти,
Ранним часом, глухою порою,
Пред трактиром, убита была
Дочь трактирщика, рыжая Хлоя,
Она парня к свиданью ждала.
Но, так вышло, в кустах у трактира,
С ночи спал выпивоха один,
Не дошел он домой после пира,
И лег там, светлый мой господин.
Говорит, что он издали видел,
Стан убийцы, и мельком – лицо».
Улыбнулся монарх и промолвил:
«Эко, стражник, тебе повезло.
Что же, месяц тебе на поимку
Лиходея старайся найти,
Лично взяв под контроль это дело,
Буду ждать, теперь можешь идти».
Альтер вышел, походкой тяжелой,
Прочь из замка, и в пол он смотрел.
Знал, кого описал выпивоха,
Ошибиться бы сильно хотел.
Но и сам давно видел подмену
В Вольдемаре, в душе и словах.
И ходила недобрая слава
Об успехах его и делах.
«Может то – лишь завистники злые.
Увидать бы теперь самому,
Чем живет нынче прежний мой друже,
Навещу – может что и пойму».

Он однажды и вправду заехал,
Вольдемар же был дома и пьян:
- Что явился сюда? Ради смеха?
Вопрошал, погружаясь в туман,
Старый друг, отворив свои двери:
- Заходи, иль нам здесь говорить?
Альтер молвил, с чуть слышною злостью:
- Обещал кто-то больше не пить.
Отвечай, что за мерзкие слухи,
Ходят в графстве: Мол, прячешь ты меч,
Будто бы приходил к тебе дьявол
И ему обещал ты стеречь.
Говорят, будто сам ты, за кружкой,
Этот бред старику говорил,
Отвечай, что с тобой происходит?
Ты же раньше и вовсе не пил.
Вольдемар же его провожает,
В замок свой и сажает за стол
И вином уж его угощает,
Сам садится и молвит:
«Пришел. Наконец-то тебя снова вижу,
Мой соперник и мой лучший друг.
Посмотри вкруг себя: ну, что скажешь,
Сколько золота блещет вокруг?
Здесь не все, и признанье монарха,
Я, как видишь, уже получил.
Все могу, ты завидовать волен,
Если хочешь», - «Не трать здесь свой пыл.
Ты же знаешь кого описал мне,
Тот свидетель, ответь, каналья».
Вольдемар руки вверх простирает:
«О, клянусь, что был это не я!
И, ответь, разве будь я виновен –
Я б тебя пригласил ко столу?
Я уже бы уехал из графства.
Выпей кубок, клянусь, я не вру.»
«Что до кубка, пожалуй, не буду:
Должен страже сегодня сказать
Что б портрет рисовали «Иуды»,
Что мы будем прилежно искать.
И учти, на тебя как две капли
Тот убийца с окраин похож.
Ты спокоен, но если виновен –
Тебя сам я пристрою под нож.
Что ж, прощай, отпусти мою руку.
Я сказал, отпусти, Вольдемар».
«Я сегодня, пожалуй, заеду,
В твои земли. Я сильно скучал
По тебе, временам нашим прежним.
А сейчас, знаю сам, торопись»,
Вольдемар отпустил его руку,
Альтер встал и вздохнул: «Это жизнь.
Времена безвозвратно уходят,
Остается порой вспоминать.
Мы когда-нибудь тоже исчезнем –
Так что толку об этом скучать».
И уехал с тем стражи начальник,
Оседлав и пришпорив коня.
Вольдемар осушил его кубок:
- «Каналья»… Ты попомнишь меня!
И безумный, со смехом зловещим,
Резво стал и спустился в подвал,
Там он меч обнимает любовно,
Тихо шепчет: «Уж ты-то скучал,
Не в пример тому быстрому дурню,
Что уехал и бросил меня.
И кого я так злобно ревную?
Мальта или… Не уж то  с ума
Я сошел сей недоброй порою?
Ничего, я еще погляжу,
Как ты, Альтер, от горя завоешь…
Ишь, удумал: запрятать в тюрьму!
И мечом отбив горло бутылки,
Залпом выпил ее Вольдемар.
В голове пронеслись вдруг картинки,
Кадры мести и этот кошмар
Он старался получше запомнить,
Чтобы вскоре его воссоздать.
«Не завидовать мне Альтер волен,
Но, коль так, то он должен страдать».

Поздним вечером, к ночи морозной,
В двери Альтера слышится стук,
По округе разносится грозно
Чей-то возглас: - Открой же, мой друг!
Альтер знает, кто в дом его рвется,
И, велит своим слугам открыть.
Лязг петель. В холле крик раздается:
- Где хозяин?! Проблемы решить
Я пришел, а он даже не выйдет?
Вот бы всыпать ему здесь ремня!
Как к собаке относится, скверно!
Ничего, он попомнит меня.
- Дорогой, что за пьяные вопли?
Этот крик леденит мою кровь.
Мальта к Альтеру жмется украдкой:
- Вольдемар. Иди в спальню, любовь.
Мальта, щеки надувшая мило,
Прочь ушла, и был слышен досок
Тихий скрип, где она проходила.
Альтер встал: - Ты потише не мог?
И к лицу ли тебе эти крики…
Боже мой, ты попался врагам?
Вольдемаров свирепый взгляд, дикий,
И одежда изорвана в хлам.
- Я упал, эта чертова лошадь…
Я пришел объясниться с тобой.
Уже в зале присел у камина
Вольдемар, Альтер тронул рукой
Своего задремавшего друга.
- Объяснится? Ты пахнешь вином.
Или, может, приехал признаться?
- Да, признаться, но только не в том,
В чем по дури меня заподозрил.
Я хочу рассказать о другом:
Понимаешь, как будто терзает
Меня что-то в владеньях моих,
Хоть беги. Потому выпиваю. -
Вольдемар здесь поник и затих.
- Переедь. Или что тебя держит?
- Я б ответил, но дело не в том.
И могу ли я на ночь остаться?
Уже поздно, не близок мой дом.
- Что ж, останься. Дам слугам веленье,
Пусть постелют тебе в гостевой.
Я наверх, сообщу своей Мальте,
Что останешься здесь на постой.

Вольдемар ухмыльнулся, разлегшись,
На перинах,  вверенных ему:
«Друг любезный и прежде воитель,
Тот, которого я не пойму.
Ты, наверное, с Мальтой любимой,
И не знаешь, что скоро конец,
И любви, и твоим отношеньям.
Нет в природе железных сердец,
Чтобы меч не пронзил при желании»,
И извлек он из ножен свой меч:
- Ну, что скажешь в мое оправданье?
Ты согласен, о чем же тут речь.
Подождав еще около часа
Постоялец размялся и встал.
И чуть слышно он вышел из спальни,
И никто его не услыхал.
Притаился в конце коридора,
Где из спальни, чтоб выпить воды,
С ночником, испещренным узором,
Мальта шла, и сорочки полы,
Еле слышно скользили по доскам.
Показался уж лестниц пролет,
Только вдруг, из угла коридора,
Чья-то тень, заслонившая рот,
Потащила ее в гостевую,
Игнорируя жалобный стон.
Она голову чуть повернула,
Обомлела: пред ней стоял он.
Дикий зверь в человечьем обличье,
Что являлся порой в жутких снах.
Он ей снился в канун ее свадьбы,
А на свадьбе ладони свел страх,
И кольцо по земле покатилось,
И тогда она тихо взмолилась,
Все вокруг погружалось во мрак.
Лишь секунда. И страшным ударом
Холод стали врезается в грудь.
Разжимает чуть бледные губы:
- Альтер… Стража…. Спаси кто-нибудь.
И обрушилась та на перину
По щеке чьей катилась слеза.
Леденеющим взглядом окинув
Вольдемара, закрыла глаза.
Из груди кровь фонтаном хлестала,
Крася в алый невинности цвет
Простыни, где навеки уснула,
Та, которой с Альтером уж нет.
Вольдемар сам стоял, побледневший,
Словно вкопанный, жертве своей
Он  клинком пробить сердце успевший,
И мерцал глазом алым вновь змей,
Словно пищу свою получивший.
Вольдемар же был должен спешить
И успеть дом покинуть к рассвету,
А иначе – ему уж не жить.
Он письмо напоследок оставил
И подбросил убитой на грудь,
Чтобы Альтер, прочтя то посланье,
Ему долг мог с лихвою вернуть.
И покинул, скача в отдаленье
Он тот дом, начиналась гроза.

Ранним утром, пока слуги спали,
Альтер уж открывает глаза,
И с тревогой он видит, что нету,
Его Мальты, любимой жены.
Он вскочил, очень быстро оделся,
И, под гнетом неясной вины,
Что дерзала уже его сердце,
Он звал слуг и проверить велел,
Заперта ли на улицу дверца,
Иль замок без ключа вскрыть сумел,
То ли тот, кто гостил, то ли Мальта,
Сам, с молитвой, и тяжко вздохнув.
В спальню друга отправился Альтер,
И, за раннее что-то смекнув,
Рыцарь шел, меч едва обнаживши,
И набросится он был готов,
И, измену уж вообразивши,
Дверь открыл, был не заперт засов.
То, что было, страшнее измены.
И разнесся по дому вдруг плачь.
Альтер ей целовал ее руки:
- Мальта, милая… Кто тот палач?
Кто посмел совершить, уничтожить,
У кого мне узнать, что хочу?
- Дверь открыта, сэр. Боже, простите!
- Прочь, слуга, отправляйся к врачу!
Пусть осмотрит он раны несчастной.
Мальчик вышел, но Альтер рыдал,
И, когда лишь случайно заметил
Лист бумаги, он почерк узнал.
На записке корявые буквы,
И послание начертано в ней:
«С  добрым утром, любимый мой друже!
Хочешь знать, где сейчас твой злодей?
Отправляйся из города лесом,
Там стоит, дожив до наших дней,
Замок старый, почти что руины,
Я с тобою сразится хочу.
Я б просил в одиночку приехать,
Тебя, Альтер, но, видишь, молчу».
«В одиночку и так уж приеду,
Чтоб своими руками убить,
Если там тебя встречу, мерзавца,
То, клянусь, что тебе уж не жить.
Гнев горяч был, и, вспыхнув от злости,
Разрывает письмо то вдовец,
Он мечтает убийцу прикончить,
Только знал, самому уж конец.
Все в душе словно бы оборвалось,
От предательства друга и вот,
Альтер слугам уже объявляет,
Чтоб коня снарядили в поход.
И судьбе уж навстречу несется,
Подгоняемый мести бичом,
Через тернии конь его рвется,
Ветви хлещут, но все нипочем
Уж тому кому весь свет не милый,
В далеке слышно уханье сов,
Вой волков, и едва уловимый
Шелест крон и зеленых дубров.
Вот уж замка видны очертанья,
Тех развалин, где башня одна,
Обвалилась, и слезы страданья,
Ему вновь застилают глаза.
Видит он на вершине и в башне,
Вольдемара, что зорко глядит
На того, кто сейчас подъезжает,
Рука Альтера меч обнажает,
А сам рыцарь от злости дрожит.
Вольдемар же поднялся на крышу
Тех развалин, и шепчет: - Ну что ж,
В этом замке должно все решится,
Уж не ты ль обещал, что под нож
Ты меня за убийства подставишь?
Вот и сам ты накликал беду.
Поспеши, вижу вновь собирает
Небо тучи, готовя грозу.
И по мокрой трапе, непросохшей,
Альтер шел к замку, чуть не бежал,
Он готов был накинутся сразу,
Что сказать Вольдемару не знал.
Но, когда он добрался до крыши,
По ступенькам, увитым плющом,
Он увидел такую картину:
Вольдемар, упражняясь с мечом,
В танце страшном безумно хохочет:
- Здравствуй, Альтер, какая погода!
Ну, не хмурься, взгляни же вокруг!
Альтер видит, как черные тучи
Собираются в шквале ветров,
Гром гремит, и искрою могучей
В далеке видно молнию вновь.
Капли первые тихо упали
Его меч лишь едва намочив.
Альтер молвил: «И сам рад едва ли,
Что остался я средь боев жив.
Я, признаться, знал всяких мерзавцев,
Всяких я негодяев видал,
Лживых, подлых, трусливых с излишком,
Но таких, какой ты, не встречал.
Отвечай мне, что я тебе сделал?
Отвечай мне, тебе говорю»,
«Ничего, о мой умный и смелый,
За тобою давно я смотрю.
И я вижу, что ты в королевстве,
Всех сильней и умней, каждый день.
Ты во всем и всегда меня лучше,
Я же как твоя черная тень.
Но недавно  мне счастье большое,
В руки далось, на радость мою
Получаю я званье героя,
Деньги славу, монарха хвалу.
Что ж я вижу? Без зависти смотришь
На меня, хоть я лучше тебя.
И тогда мною зло овладело,
И решил я, тебя не любя,
Превзойти уж ценою любою,
И за нею я не постоял.
Друг мой Альтер: орудие злое,
Посмотри, видишь этот кинжал?
Он не знает во век пораженья,
Победит чье хочу мастерство,
Так сильны его старые чары,
Это древнее, суть, колдовство.
Альтер выхватил меч свой из ножен,
Молвит: «Правду однажды сказал,
Тот мудрец, кто изрек: избавь боже,
От того, кто завистником стал.
Этот «друг» будет сущим проклятьем,
Он страшнее и сотни врагов,
Только разве его кто-то слушал,
Да и я был, видать, с дураков.
Вольдемар, вижу я, ты безумен!
Этот меч стал сильнее, чем ты,
Он теперь твоим правит сознаньем,
Он твои подменяет мечты.
- Я очнусь, и, что дальше, любезный?
Ты убьешь, иль упрячешь в тюрьму.
- Тогда – к бою! – воскликнул сэр Альтер.
И рванулся навстречу ему.
Под раскатами грома, на крыше,
Состоялся последний их бой
Танец лезвий, как вихрь, проворный,
Каждый словно боролся с судьбой.
Первым Альтер удар пропускает,
Из-за травмы старинной плеча,
Но он рану врагу возвращает,
Что открылся ему сгоряча.
На развалины  падает ливень,
Капли душем текут по щекам,
Вольдемаром же меч управляет,
Придавая проворство рукам.
Альтер чудом ему отвечает,
Он собрал все свое мастерство,
Не злодея он нынче карает,
А желает пресечь только зло.
И сверкают, как молнии в небе,
Их клинки, и набатом звучат,
Их удары, и каждый победу
Получить больше жизни был рад.
По прошествии около часа,
Когда пол весь водою залит,
Вольдемар теснит Альтера к стенке,
Чует он, что чуть-чуть и убит
Будет тот, кто во всем его лучше,
Превзойдет он его мастерством.
В Вольдемаре безумство клокочет,
Направляя его колдовством.
Собирает последние силы,
В жажде мести, во имя рывка,
Альтер в память о гибели милой.
Вольдемар же смотрел свысока,
Но не под ноги, и поскользнулся
Он на кладке, залитой дождем
И вперед чуть заметно качнулся.
Чуть секунда – пронзен был мечом
Что мгновенно вперед простер Альтер
Оплошал, судьбоносным бичом
Был сражен, и упал на колени,
И зажал свою рану рукой.
- Вот и все. - Тихо Альтер промолвил, -
Присужден тебе вечный покой.
Раньше времени за твою подлость.
Больше уж не случиться беда.
Вольдемар, истекающий кровью,
Тихо Альтеру шепчет: «Сюда…»
Его манит он грустной улыбкой,
Угасает зеленых свет глаз.
Оппонент удивляется дико,
Произносит:  «Ну, вот тебе раз…
Исповедаться, что ли, решился?
Подойду, отбрось в сторону меч».
Вольдемар с приказаньем смирился,
«Так и быть, говори свою речь»,
Наклоняется Альтер над другим,
Что ему обернулся врагом.
«Пододвинься ко мне еще ближе,
Не бывают слова пустяком,
У того, кто уже умирает», -
Отвечает ему Вольдемар,
Альтер вновь его просьбе внимает,
И… Внезапно наносит удар
Вольдемар ему острым кинжалом,
Что был в ножнах при нем про запас.
И тотчас равновесье теряет,
Свет померк стекленеющих глаз
Голубых, только губы в улыбку,
Растянулись у Альтера вдруг:
«Неужели решил, что обидел,
Ты меня, бывший мой лучший друг?
Скоро я вновь увижусь с женою,
Ты же в рай к нам едва попадешь», -
Тихим шепотом Альтер промолвил,
Ведь пробил его сердце насквозь
Вольдемар своим хитрым ударом.
И, качнувшись, к убийце упал,
Как в объятья, пробитый кинжалом,
Кто порой поражений не знал.
«Неужели ты думаешь, светит,
Тебе рай, нашей стражи глава?
Я бы в этом так не был уверен,
Ты – такой же убийца как я».
Альтер чуть приоткрыл свои губы,
Чтоб спросить, или вновь возразить,
Но нет сил, и холодные руки
Вкруг спины у него обвились,
Вольдемар, что как будто боялся,
Будто жертва его убежит,
Удержать его словно старался,
Но – мгновение, и вот уж лежит
Бездыханное тело в объятьях.

Барабанил безжалостный дождь
А на крыше остались два тела,
Меч вдали, окровавленный нож.
У покойных след боли на лицах
И ухмылкою горькой уста.
Дождь прошел. Уж туманом клубится
Вечер поздний, кругом тишина.
Только шелест листвы, пенье птицы
И вдали топот слышен шагов.
Их потом обнаружил лесничий,
Вскоре город о том услыхал,
Что случилось в руинах убийство,
Только меч тот куда-то пропал.
Говорят, и поныне дарует
Власть с богатством коварный клинок
Но свидетелей он не балует,
Нет того, кто представить бы мог,
Описанье дальнейших событий,
Но гуляет по свету молва:
Его взял неизвестный воитель,
И реликвия будто жива.

0


Вы здесь » Symphony of Decadence ~RIP~ » Творчество » Поэмы (выкладываем своё)